Ручеек метров пять шириною

Рассекает сосновый пейзаж.

Впереди Кенигсберг. За спиною -

Городок искалеченный наш.

 

Я стою у землянки заросшей,

А вокруг черепа, черепа…

На мгновение бой снова ожил

И услышалась даже стрельба.

 

Отступать им, видать, не пришлось,

Бой горячим здесь, кажется, был.

Но никто свой окопчик не бросил,

Про присягу никто не забыл.

 

Дождались. Будет почесть воздана,

К бугорку проторится тропа. 

И о первых погибших солдатах

Не забудет народ никогда.

 

Плакать хочется и веселиться,

И зубами сжимать месть сильней.

Я стою перед прусской границей.

Что меня ожидает за ней?

 

 

Годовщина Победы

 

Годовщину снова я встречаю

За семейным траурным столом.

И воспоминания за чаем

О недавнем прошлом, о былом.

 

Льются речи струйкой грустноватой

Через сердце прямо в душу мне.

Будто бы я в чем-то виноватый.

Оправданий нет моей вине.

 

За утрату ближнего в ответе

Каждый должен ощутить себя.

Так уж повелось на этом свете,

Кто на том, сказать о нем любя.

 

Пусть смешного из судьбы немного,

Потому что жизнь была трудна.

И молитвы не дошли до Бога,

Значит, небо, видимо, без дна.

 

Просьбы тоже с жалобами вместе

Под сукном остались на столе

Где-то там, в каком-то дальнем тресте,

В самом главном, видимо, селе.

 

Но и все же жизнь не зря давалась:

Помнят внуки, правнуки тебя,

Много еще дел твоих осталось,

Совершенных с радостью, любя.

 

Я сегодня к встрече годовщины

Написал, чтоб этим помянуть.

Грусть и слезы - это от кручины

И от скорби, хлынувшей мне в грудь.

 

Пусть земля тебе там будет пухом,

Под уклон тропинка в жизнь иную.

Чей-то всхлип надрывисто и сухо

Разорвет вот эту тишину.

 

 

Участник Великой Отечественной войны, инвалид первой группы, ветеран труда, Александр Павлович Казанцев

 

Как прошлое забыть?!...

 

Хочу сказать, как раньше жили,

И как поселок немцы подожгли,

Как с голода зимой почти погибли,

Но все же выживали, как могли.

 

Мы умерших на санках увозили,

Стояли у могилы, как в строю,

Мы обращались к Господу: «Помилуй!»

И молча ждали очередь свою.

 

Годами хлеба не видали,

Калитки вечерами жгли,

Ночами спали на соломе,

Друзей спасали, как могли.

 

Весной траву крапиву ели.

Жили, как племя дикарей.

Но не могли смотреть спокойно

На слезы наших матерей.

 

Война закончилась весною.

Отца с надеждой ждали мы,

Но вместо радости с победой

Нам похоронку принесли.

 

От горя нам сводило скулы,

И не могли мы ночью спать.

Мать побелела, словно лебедь.

Нас перестала узнавать…

 

Мне до сих пор кошмары снятся:

То умираю, то бегу…

В поту холодном просыпаюсь,

Забыть о прошлом не могу.

 

Мария Николаевна Ерандаева, пенсионерка, 81 год

 

Непривычка

 

Постарела земля, мы в морщинах ее

Залегли, отбиваясь от смерти.

Шквал свинца и огня. Больше нет ничего.

Нас в живых не осталось и трети.

 

Почернела отчизна в кровавых боях,

Содрогаясь от залпов орудий.

Мы привыкли в себе заглушать боль и страх,

Закрывать нашу Родину грудью.

 

От воронки к воронке ползем по полям,

Ускользая от посланной смерти.

Мы привыкли к кровавым, сожженным путям,

К беспощадной войны круговерти.

 

Мессершмитты парят стаей черных грачей.

Цель в прицеле ясна и отлична.

Все в привычку давно, только гибель друзей,

Как и прежде, сердцам непривычна.

 

Шквал свинца и огня. Больше нет ничего.

Нас в живых не осталось и трети.

Постарела земля, мы в морщинах ее

Залегли, отбиваясь от смерти.

 

Роковая печать

 

Потускнела небес позолота,

Не по звездам кладем мы маршрут:

Осушая телами болота,

В тыл врага батальоны ползут.

 

Пусть мы без вести сгинем в трясине,

Обрекая на поиски мать,

Но своим путь откроем по спинам,

Чтобы плату кровавую взять.

 

Это кара за наших любимых,

Пусть насытятся ею враги.

Наша совесть чиста, когда в спины

Мы вонзаем ножи и штыки.

 

Необычный кладем мы фарватер,

Не жалея ни жизней, ни сил.

Если б враг понял русский характер,

Не доверил болотам бы тыл.

 

В землю оспою въелись воронки

И отравлены гарью поля…

Мы излечим их, только б потомки

В наши спины не стали стрелять…

 

Поэт, писатель, журналист, Дмитрий Вайсбеккер-Иванов